ГРАВЮРА ИЗ СТАРИННОГО ФОЛИАНТА
Рассказ

Еще ночью моросил дождь. Однородная, серая масса облаков, казалось, покрывала собою всю землю. Но в это утро над Римом ярко сияло солнце. Начинался обычный для Вечного города день.
Конечно же, все достопримечательности были облеплены толпами туристов... Вот и на Площади Цветов, возле памятника Джордано Бруно, появилось сразу несколько туристических групп. Они плотным кольцом окружили памятник, и до стоящих в некотором отдалении пожилого человека в черном пальто и парня лет двадцати, который, несмотря на то, что на улице было довольно прохладно, был одет в легкий спортивный костюм, временами доносились обрывки фраз — больше ничего нельзя было разобрать, голоса сливались в одну сплошную какофонию.
— Сжечь не значит опровергнуть... — доносилось из одного места.
— Великий итальянский философ... — перебивал эту фразу другой голос, такой же монотонный.
— Сжечь не значит опровергнуть... Сжечь не значит опровергнуть... — бубнили сразу два голоса.
— Налетели, как мухи на варенье! — раздраженно проговорил старик.
— А что вы тут находите плохого? — весело воскликнул молодой человек. — Хорошо, что человечество не забывает гениев.
— Гении, человечество... Да половина из них завтра и не вспомнят про это место! Сейчас они тут, потом там... И в результате всего этого галопа в памяти у них отложится, может быть, лишь Колизей да собор Святого Петра! А уж об этих тупицах, — он кивнул головой в ту сторону, откуда доносились голоса экскурсоводов — и говорить нечего. Талдычат, талдычат что-то, а что — сами не понимают! Не лучше ли было поставить возле памятника магнитофон с громкоговорителем!
Человек, произнесший такую суровую отповедь, был профессор Леонардо Аринни, ученый, посвятивший свою жизнь истории развития астрономии. Юноша, сопровождавший его, был Джанни — сын друга профессора, приехавший на несколько дней в Рим. Аринни взялся сам показать ему город. Сегодня, в день отъезда Джанни, — его поезд уходил в четыре часа дня — они решили посетить еще одну достопримечательность. Впрочем, для профессора она была едва ли не самой главной. Они специально пришли сюда пораньше, надеясь не застать у памятника туристов, но, как мы уже видели, им это не удалось,
— Надо было сюда еще раньше приходить! — сказал Джанни.
— Надо… Тут их не бывает разве что на рассвете, — ответил профессор, — Иногда я бываю здесь именно в такое время. Наверное, только тогда можно спокойно постоять возле памятника, подумать... Но тогда случайные прохожие, а то и полицейские, на меня косятся: что за старикашка, не сумасшедший ли?
— Четыре столетия назад, — сказал Джанни, поглядывая в сторону памятника, возле которого все еще толпились туристы — Джордано Бруно был сожжен на костре. И большинство людей, не знакомых глубоко с астрономией и философией, помнят о нем только этот факт, хотя вы, синьор Аринни, будете утверждать, что это крайне несправедливо
— Да, к сожалению, это так, — согласился с ним Аринни.
— Быть может, — продолжал .Джанни — кто-нибудь вспомнит еще его фразу: «Сжечь не значит опровергнуть».
— Сжечь не значит опровергнуть…. — задумчиво повторил профессор. — Он сказал это на суде инквизиции, после вынесения приговора. А потом — продолжал: «Вы с большим страхом выносите мне этот приговор, чем я его выслушиваю». Великие слова! Если бы люди почаще вспоминали, в защиту чего они были произнесены!
— Смотрите, они уходят, — кивнул Джанни в сторону памятника.
Действительно, толпа туристов уходила, разделяясь на группы. Место вокруг памятника постепенно освобождалось. Наконец, на площади стало совсем пусто, и другой «волны» туристов пока не предвиделось. Радуясь такому повороту событий, Джанни быстрыми шагами приблизился к памятнику. Следом подошел профессор.
Оба молчали, глядя на высеченную на пьедестале надпись:

«ДЖОРДАНО БРУНО
ОТ ИМ УГАДАННОГО ВЕКА
НА МЕСТЕ, ГДЕ ГОРЕЛ КОСТЕР».

А солнце по-прежнему ярко сияло, и на небе не было ни облачка, несмотря на вчерашний пессимистичный прогноз погоды...
Первым заговорил Джанни.
— Синьор Аринни, — обратился он к профессору, который все еще задумчиво глядел на памятник, — кажется, вчера вы говорили, что ставите Бруно выше Николая Коперника?
— Да, он выше Коперника! — воскликнул Аринни. — Конечно, Коперник — величайший гений, но и он не посмел перешагнуть всех порогов, всех ограничений Аристотеля и Птолемея. Коперник «остановил Солнце и пустил вокруг него Землю», низвел ее до положения рядовой планеты — но «центр вселенной», в котором теперь вместо Земли находилось Солнце, так и остался центром, а сама Вселенная по-прежнему ограничивалась «сферой неподвижных звезд». Бруно же учил, что Вселенная бесконечна, что каждая звезда — это такое же солнце, как наше, и рассеяны они по всей бесконечной Вселенной. Вокруг звезд вращаются планеты, на которых, как и на Земле, есть жизнь… Нет уж, сравнивать Бруно и Коперника — все равно, что сравнивать тесную комнату с необъятным простором!

— А что получится, если сравнить Вселенную Бруно и Вселенную современных ученых? — прозвучал рядом чей-то голос. Наши герои только сейчас заметили подошедшего к ним невысокого роста мужчину. Одет он был неброско, и, как показалось Джанни, несколько старомодно. На вид ему было лет пятьдесят, но живые черные глаза казались моложе лица.
— Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, — извинился он, — но я тоже шел сюда, к этому памятнику. Надеюсь, вы позволите присоединиться к вам?
— Разумеется, — кивнул Аринни,
— Конечно! — улыбнулся Джанни, подумав при этом, что три человека возле памятника — это неплохо, но вот три тысячи, или по крайней мере триста — никуда не годится.
— Вот и хорошо, — сказал незнакомец. Он зачем-то взглянул на небо, перевел взгляд на памятник, затем на профессора, и вновь спросил:
— Что же получится, если сравнить Вселенную Бруно и Вселенную современных ученых?
Аринни колебался с ответом. Он внимательно смотрел на незнакомца.
Этот человек производил впечатление образованности. Аринни решил, что перед ним — человек, интересующийся наукой, хотя и не профессиональный ученый. Еще профессор обратил внимание на то, что вопрос был задан как-то неуверенно, даже с опасением. Очевидно, незнакомец сомневался, можно ли вообще сравнивать ученых столь далеких друг от друга эпох. Аринни уже приходилось слышать подобные мнения, незнакомцу, по-видимому, тоже.
— Бруно, конечно, не мог предвидеть всех достижений современной науки, — начал Аринни, — всего масштаба космических явлений. Более того — в его время не было даже телескопов! Но его идеи были огромным прорывом вперед, они указали путь к сегодняшнему процветанию науки. А еще большее значение имеет сама личность Бруно. Его стойкость в своих убеждениях, его непреклонная воля — ведь он выдержал восемь лет пыток! — вот что представляется мне в нем наиболее значительным, прославившим его в веках. Бруно — ученый, поэт, человек — моя любимая фигура в истории науки. — заключил профессор.
Незнакомец молча слушал, чуть наклонив голову. После того, как Аринни кончил говорить, он некоторое время молчал, очевидно, погрузившись в свои мысли. Затем, взглянув на профессора, он спросил:
— А можем ли мы представить, что было бы, если бы Джордано Бруно стоял сейчас здесь?
Аринни ничего не успел ответить. В разговор вмешался Джанни.
— Простите, синьор, — начал он, — но вы, по-моему, задаете глупый вопрос! «Что было бы...» А то было, что Бруно тут не может стоять... ну, разве только в виде привидения!
Профессор укоризненно смотрел на Джанни. А в глазах нисколько не обиженного незнакомца промелькнула веселая искорка.
— Так, — обратился он к Джанни, — вы, значит, не терпите пустых вопросов?
— Да!
— А в реальность привидений верите?
— Не очень.
— Ну что ж, — улыбнулся незнакомец, — попробуем представить себе возможность пребывания здесь Джордано Бруно без помощи привидений и прочей нечистой силы. Предположим, что он избежал костра и перенесся в двадцатый век.
— Каким образом? — не сдавался Джанни.
— Ну, предположим, что существует группа людей, уже сейчас обладающих машиной времени, — ответил незнакомец, некоторое время молчавший, очевидно, придумывая ответ. — Они могли бы спасти Бруно. Как это сделать, не нарушая ход истории? Существует несколько вариантов...
— Фантастика, — пожал плечами Джанни,
— Вот именно — фантастика! — рассмеялся его собеседник. — Я люблю читать фантастические романы. Не далее, как вчера, перечитывал «Машину времени» Уэллса. Вот и пришла в голову чепуха какая-то...
— Почему чепуха? — задумчиво проговорил Аринни, глядя на незнакомца. — Вы меня заставили призадуматься. Конечно, то, что вы сейчас рассказали — всего лишь фантастическая выдумка. Но, допустим, все это действительно произошло,.. Вы не могли бы обрисовать более подробно?
— Попробую... — сказал незнакомец.. Он снова взглянул на памятник, и профессор увидел, что какое-то мгновение его глаза выражали только одно — ужас. Аринни не удивился этому. Только ужас могло внушать то, что произошло здесь когда-то!
Но через секунду этот человек вновь смотрел на Аринни.
— То. о чем я хочу сказать — просто сказка, или утопия, — произнес он с некоторым усилием. — Но, как я уже говорил, допустим, что существует группа людей, в чьем распоряжении находится машина времени. Об этом, кроме них, не знает никто,,.
— Что же это — секретная лаборатория? — усмехнулся Джанни. — Компания гениев-изобретателей?
— Нет, эти люди сами ее не изобретали, они получили ее от... Впрочем, неважно, как она к ним попала — ведь не сочиняем же мы, в самом деле, фантастический рассказ! У этих людей оказалась машина времени. Сколько их? Думаю, человек пятьдесят, не больше... Среди них – ученые, люди искусства, и просто – умные и честные люди, любящие свою планету… Все они прекрасно понимают, что такое машина времени и какую ответственность перед человечеством они несут.
— Вы еще скажете, — усмехнулся Джанни, — что они и со сверхсветовой скоростью могут передвигаться, и в параллельные миры проникать...
— А почему бы и нет?
— Действительно, почему бы и нет? — повторил вслед за незнакомцем Аринни, который со все возрастающим интересом слушал странного фантазера. А тот, похоже, всецело увлекся своими мыслями. Он говорил о возможностях этой гипотетической группы людей, в которую входят лучшие представители человечества. Они могут свободно перемещаться в пространстве и времени, в их распоряжении находятся такие технические возможности, которые превосходят не только наше время, но и довольно отдаленное будущее… Эта небольшая группа людей установила контакт со многими цивилизациями Галактики и представляет Землю на советах ученых и мыслителей других планет. Но на родной планете они не могут объявить о своем существовании. Передать такие возможности человечеству двадцатого века — все равно, что посадить годовалого малыша за пульт управления ядерного реактора.
Профессору было ясно, что все это — фантастическая абстракция, чистейший плод воображения, но он внимательно ее выслушивал и все больше проникался симпатией к своему собеседнику. «Он умеет располагать к себе слушателей, — думал Аринни, — и как хочется верить этой фантазии! Как хочется, чтобы эта «цивилизация в цивилизации» существовала!»
Джанни тоже с интересом слушал, но относился к рассказу скептически. Его тоже увлекла речь незнакомца — но чем она отличалась от множества фантастических романов? Все это, конечно, увлекательно, но ведь этого не может быть. Для чего все это сочинять?
— Очень интересную картину вы нарисовали, — задумчиво произнес Аринни, когда рассказчик кончил свою речь. — Жаль, что все это — лишь выдумка
— Да... вы правы, — ответил незнакомец, немного помедлив.
— Все это, конечно, прекрасно, — заявил Джанни, — но, во-первых, не существует машины времени, а во-вторых, нет на Земле таких людей!
Больше он ничего не сказал, так как чувствовал, что завязывает какой-то бессмысленный спор. В самом деле, никто и не говорил, что машина времени существует! «И все равно, — думал Джанни, — зачем надо было заводить весь этот разговор? Да еще с совершенно незнакомыми людьми! Нет, видимо, у него с головой не все в порядке». С такой мыслью Джанни отошел в сторону.
Аринни же, напротив, еще внимательней присматривался к незнакомцу. Неожиданно ему показалось, что он где-то видел это лицо,
— Простите, — сказал он, — мне кажется, что мы с вами где-то встречались,
— Нет, вряд ли... Правда, должен признаться: я узнал вас по фотографиям. Вы — Леонардо Аринни. Я читал ваши книги.
— Вы имеете какое-то отношение к астрономии? — спросил Аринни.
— Я любитель астрономии.
— Ну, раз вы меня знаете, не могли бы вы назвать свое имя?
— Джулио Риччоли, — немного помедлив, представился незнакомец. — Очень рад, что познакомился с вами, синьор Аринни.
— А мне было интересно беседовать с вами, синьор Риччоли. Вы живете в Риме?
— Нет, я здесь проездом. Осталось несколько свободных часов, решил пойти сюда, к памятнику... Я уже был здесь много лет назад.
— Надеюсь, что тогда тут бывало поменьше народу! — раздался голос Джанни. Он указывал на приближающуюся толпу.
Она, несомненно, направлялась к памятнику. Нашим героям ничего не оставалось делать, кроме как вернуться на то место, где они стояли раньше. Памятник вновь был окружен, вновь послышались монотонные голоса и заученные фразы...
— Снова началось! — проворчал Аринни. Затем, обернушись к Риччоли, он спросил:
— Вам не кажется, что Бруно бы очень не понравилась вся эта суета вокруг памятника?
— Кажется... — вздохнул Риччоли. — И еще многое бы ему не понравилось, многое бы его разочаровало, синьор Аринни. Мир не стал лучше за четыреста лет,
— Ну уж, прямо так и не стал! — протянул Джанни. — Хотя бы наукой, он, надеюсь, остался бы доволен?
— Наукой — конечно, в этом вы правы, молодой человек. Бруно был бы рад подтверждению своих догадок. Более того, я думаю, что он бы вновь занялся учебой. В его руках были бы труды не только ученых Земли, но и мыслителей других планет… Я уверен, что внеземные цивилизации существуют. А эта «могучая кучка», как я уже говорил, могла бы установить с ними контакт. Могла бы...
— В самом деле, — заметил Аринни, — Бруно пришлось бы заново постигать все науки. За эти четыре столетия мы узнали больше, чем за всю остальную историю человечества.
— Да, узнали, открыли мы многое. Но человеческое общество, к сожалению, изменилось не так сильно. Я говорил о том, что обладать машиной времени человечеству еще нельзя. Но порой мне кажется, хоть это и странная мысль для любителя астрономии, что и полеты в космос для нас еще преждевременны, Мы не можем решить земные проблемы, а уже рвемся завоевывать другие планеты! Синьор Аринни, поверьте — Джордано Бруно смог бы понять все достижения науки двадцатого века. Но больше всего на свете он бы жалел о том, что в нашем времени он не сможет, как в шестнадцатом веке, подняться на трибуну... Он многое мог бы сказать!
Последние слова Риччоли произнес с горечью.
— Да, Бруно многое мог бы сказать, — повторил вслед за ним Аринни. — Многое сказать, многое сделать... Риччоли, я признаюсь, что увлекся вашим рассказом, Еще немного — и я готов поверить во все это!
— Не нужно этому верить... — тихо произнес Риччоли.

«Да, интересный собеседник этот Риччоли, — думал Джанни в поезде, — но с головой у него определенно не все в порядке»... Он открыл книгу — это был какой-то детектив — и больше не вспоминал ни о памятнике, ни о Риччоли, ни о его словах.
Совсем по-другому думал в тот день Леонардо Аринни. Уже вечером, сидя в своем кабинете, он вспоминал о сегодняшнем странном знакомстве. Профессор не мог отделаться от мысли, что произошло нечто необычное. Он не мог понять, что его так поразило в рассказе Риччоли.
Риччоли... Аринни почему-то был уверен, что его новый знакомый назвался вымышленным именем. Он помнил, как тот на секунду запнулся, прежде чем представиться. Нет, профессор вовсе не думал, что его собеседник связан с преступным миром! Но странная уверенность в том, что этого человека зовут вовсе не Риччоли, не покидала его.
Аринни вспоминал, как они прощались. Он дал новому знакомому свой адрес, на что тот ответил: «Спасибо. Но вряд ли я когда-нибудь скоро еще буду в Риме». И пояснил, что он живет не в Италии. «Но, может быть, вы напишете мне?» — спросил Аринни. «Написать, наверное, смогу... хотя точно не знаю».
Стемнело, и Аринни включил настольную лампу. Он снова и снова прокручивал в голове разговор у памятника. «Утопия, — думал он, — выдумка, фантастический рассказ! Разве мало мне приходилось слышать и читать подобные вещи?» Профессор вспомнил, как в прошлом году он доказывал в одной статье, что большинство современных фантастических романов, за редким исключением — чушь с точки зрения науки. Но чувство необъяснимого доверия к услышанному сегодня, не проходило.
«И все-таки, я где-то видел это лицо, — мелькнула мысль, — но где?» Не найдя ответа на этот вопрос, Аринни достал из книжного шкафа старинный фолиант и бережно положил на стол. Книга эта, изданная в конце девятнадцатого века, была популярным изложением биографий знаменитых философов. Это было роскошное подарочное издание с великолепными гравюрами, стоившее немалых денег. Никто не знал, как попала эта книга в семью Аринни — его родители, да и другие предки, были необразованны, и к тому же слишком бедны, чтобы купить ее. Но так или иначе, книга была семейной реликвией и переходила от поколения к поколению. Сейчас Аринни почему-то захотелось перелистать ее. Он осторожно дотронулся до хрупких, пожелтевших страниц, бережно перелистывал их, отыскивая знакомые с детства портреты. Вот Аристотель, Птолемей, Коперник... а вот и Джордано Бруно. Профессор посмотрел на гравюру — и вдруг узнал этот высокий лоб, вьющиеся волосы, упрямые глаза... Не далее как сегодня утром, он видел их!
«Не может быть, — пронеслось в голове, — это бред какой-то! Неужели я схожу с ума? Или его талант рассказчика так на меня подействовал?» Но, думая так, Аринни все яснее видел перед собой этого странного человека и все больше был уверен в том, что на Площади Цветов он повстречал именно Джордано Бруно.


Ирина Позднякова.

НАЗАД
НА ГЛАВНУЮ